Редко, что может достать меня
К такому притерпелась в смысле расчеловечивания, что ни новые архивные документы, ни мемуарные открытия, ни из сегодняшнего дня примеры,- уже не перевернут моего сознания. Однако, бывает иногда, и какая-то мелочь, деталь вроде несущественная ударит под дых и стоишь, глотаешь воздух и думаешь: да что же это такое с нами происходит?
У моей мамы много подруг. Петербурженки из бывших, детдомовки, дочки врагов народа, соседки по коммуналкам,- очень немолодые, больные, часто одинокие. Я их всех знаю, люблю с детства и называю тетями: тетя Зоя, тетя Оля…
Особенно мама дорожит дружбой с тетей Надей. Их вместе вывозили на грузовике из блокадного Ленинграда по Дороге Жизни, вместе с пятью десятком ленинградских детишек они оказались на оккупированной немцами Кубани, вместе вернулись в родной город, учились в ремесленном, стояли за конвейером на швейной фабрике. Жизнь маминой подруги сложилась тяжело и неудачно: муж-пьяница, приемная дочь, слепой сын. Добрый и преданный человек, она не оставалась одна, трудилась по своей закройной специальности, до самой старости отстояв с ножницами на опухших ногах. Благодарна всем и за все. По ее настоятельному наущению я отправила маму лечиться в специальную больницу для блокадников – пятиэтажное здание без лифта. Мы приезжали, чтобы водить маму с этажа на этаж по процедурам и ворчали на тетю Надю: «Ей везде хорошо. По голове не бьют – уже хорошо! У нее идеал жизни – теплый угол и пайка! А за кефир отдельное спасибо всем!»
Мама поджимала губы и строго качала головой: «Да, нас так воспитали».
На той неделе у тети Нади случился приступ: сдвинулся застарелый камень в желчном пузыре. Вызвали скорую, довольно быстро и энергично поставили диагноз и прооперировали.
Выписавшись, наша больная с восторгом описывала замечательную районную больницу, великолепного анестезиолога, который вместо того, чтобы усыпить, сделал местный наркоз, и отличного хирурга, ликвидировавшего вредный орган.
– Они так ласково со мной разговаривали! – Восторженно завершила рассказ пенсионерка и блокадница, – что я решила им заплатить. Много я не могу, но каждому дала по 10 тысяч, как раз моя пенсия за два месяца!
Моя мама продолжала сокрушенно расспрашивать про самочувствие, про племянницу, которая обещала продержать Надю у себя даче – вот и экономия! – пару осенних месяцев…
А я стояла посреди кухни, схватившись рукой за горло, и представляла себе двух здоровых мужиков, с профессией, с рабочим местом, с мужской силой в руках, представляла, как тщательно вымытыми хирургическими руками они берут и прячут в карман белого халата жалкую старушечью пенсию.
Какая я чувствительная, смешно даже, да?
АиФ, 23.09.2013
