
На брусчатой мостовой перед Ратушей два молодых человека устанавливали камеру. Один прилаживал треногу, а другой, ежеминутно оборачиваясь на здание с золотой кружевной решеткой на высоком крыльце, поправлял объективы, выравнивал, видимо, дистанцию.
Мы с Андреем сидели за деревянным столом уличного кафе, изучая меню.
— Что тут думать? — нетерпеливо сказал мой друг. — Сосиски и пиво! Мы же в Германии, в конце концов!
Дверь, над которой золотом сверкал герб города Бонна, распахнулась, и оттуда появился господин с седой шевелюрой. Быстро сбежав по ступенькам, он подошел к журналистам, и они начали оживленно беседовать, все время указывая руками в сторону лебединой красоты Ратуши.
Охранник, наверное, — заметила я и, выудив из кастрюльки белую сардельку, добавила с солидарной желчью: — Небось, съемки запрещает.
Андрей поставил кружку и обернулся через плечо:
— Да это бургомистр! Ты что, не помнишь, он сегодня на этом же месте детский фестиваль открывал!
— Может быть, — неуверенно согласилась я, — мне немцы, как китайцы, все на одно лицо.
— Помнишь, он еще сказал, что особенно рад приезду детей из России, потому что он учитель и до того, как его избрали бургомистром, тридцать лет преподавал в школе.
— Ну у тебя и память на лица!
— Да не обратил бы внимания, но я его третий раз вижу, — не попадаясь на лесть, признался Андрей и продолжил: — Рассказываю: утром пью здесь кофе, смотрю — по площади бредет мужичок в желтом костюме, а в руке — бумажный пакетик с завтраком. Подходит к Ратуше, достает ключ, открывает эту роскошную дверь — и внутрь. Я еще лениво так подумал: поздновато у них охрана на работу приходит. А на открытии фестиваля подошел к сцене перед Ратушей, глядь, а рядом с нашим послом тот самый мужичок, которого я утром видел! Ну, думаю, ничего себе!
Андрей заерзал на стуле, привлекая внимание официанта, и поднял руку с пустой кружкой, словно просился к доске.
Тем временем оператор и журналист закончили возню с техникой. Обербургомистр еще что-то сказал и, развернувшись, заспешил обратно. Из Ратуши выбежала барышня с бумагами, сунула их журналистам и нырнула обратно. Камера застрекотала.
Лавочки на рыночной площади закрывались одна за другой, словно дверцы на часах с кукушкой. Ходячего народу становилось все меньше, зато количество сидящего за столиками, уставленными по периметру почти без перерыва, прибавлялось и прибавлялось.
Дверь над крыльцом снова отворилась. Мы замерли, как в театре перед финальной сценой.
— Смотри, — вскричала я, — смотри, это опять бургомистр!
Признаюсь, подобный шок я переживала только однажды, когда дочкин кролик запрыгнул ко мне в постель и начал хлебать кофе из моей чашечки. Бургомистр спускался по лестнице, рассеяно глядя по сторонам. В левой руке он держал знакомый пакетик, а в правой, перекинув через плечо, нес чехол с костюмом.
Андрей хлопнул кружкой об стол и гневно произнес:
— Где мигалка?! Где бронированные автомобили? Где вооруженная до зубов охрана, помощники с портфелями и три секретарши?
— Где, — подхватила я, — верные слоны и махараджи? Где слуги с опахалами и ковровая дорожка?
— Ты можешь себе представить, чтобы у нас мэр какого-нибудь Урюпинска сам за ручку двери взялся?
Андрей горько помотал головой:
— И эти люди почти выиграли у нас войну!
— Ведь не выиграли, — примирительно заметила я.
— Ну, — сказал Андрей, поднимая кружку, — за победу!
Опубликовано в книге “Дом с видом на Корфу”