Я хочу рассказать вам две истории.
У меня есть друг. Зовут его Артем Левченко, и живет он в Харьковской области, в городе Чугуеве. Этот маленький городок на берегу реки Донец славен тем, что на его улицах устраивал военные поселения Аракчеев и тем, что там вечно стоял гарнизон – военный, короче, городок, от Аракчеева до наших дней.
Меня туда занесло, когда я писала свой первый исторический роман. Кому он попадался, тот помнит, что речь в нем идет о судьбах двух семей. Одна из них – военная, и корни ее там, в Малороссии, в самой Запорожской сечи.
Четыре года назад вместе со своей помощницей (пусть она сейчас войдет в рассказ), я проехала почти по всей Украине в поисках родового гнезда, каковой и обнаружился в городе Нежине. Я шла по следам отступления Белой Армии, и они привели меня в Керчь, где и оборвалась благородная попытка спасти Россию и жизнь моего прадеда.…
А Чугуев неожиданно вырос на моем пути, потому что туда в 1916 году судьба, в лице Верховной Ставки Российской Армии, отправила моего прадеда, Григория Трофимовича Магдебурга, прямо с театра военных действий в тыл: преподавать в юнкерском училище, готовить на ускоренных курсах молодых офицеров.
Так я познакомилась с Артемом Левченко. Краевед, журналист, писатель, Артем изучает судьбы офицеров – чугуевцев, ищет их потомков, исследует мемуары, собирает старые фотографии и так вжился, что кажется сам стал – оттуда…
Первый раз мы приехали осенью. Артем повел нас к зданию бывшего Офицерского Собрания, в маленькое кафе, где раньше стояла Ротонда, там собирались гусары и офицеры – преподаватели училища. Потом мы шли по коридорам училища, и моя рука скользила по тем самым перилам, которых касались перчатки юнкеров. Мы стояли на берегу Донца, и Артем рассказывал, как тревожны его сны, как он видит в них себя здесь, на этом обрыве: туман, люди, кони и сложенные костром винтовки…
Я бы не написала главы о чугуевцах без него. Не потому, что я не собрала бы материалы – собрала бы (не я, так Ира собрала бы) – я бы не написала потому, что не почувствовала эту связь между мною и ушедшим миром, который «пришел» ко мне через Артема.
В Чугуеве много легенд. Говорят даже, что один из Великих Князей, проходя со своим конвоем через город, оставил в каком-то местном тайнике корону Российской империи. Многие в это верят и ходят по чугуевским огородам с металлоискателем.
Так вот, в воспоминаниях чугуевцев, которые уехали в эмиграцию, есть многое, что наводит мысль: генерал Зыбин, перед тем как Чугуев заняли красные, мог спрятать знамя училища где-то в Чугуеве. Эта легенда и эта уверенность, что знамя сохранилось, давали надежду, что они вернутся – ведь знамя здесь…
Когда я начала писать роман, в чугуевской истории возник персонаж – юнкер-малоросс из местных, которому генерал Зыбин поручил сберечь знамя училища, и я назвала его – Антон Левченко.
Когда книга вышла, я приехала в Чугуев во второй раз, с мужем и дочкой. Мне было важно поделиться с ними, особенно с дочкой, тем, что я сама пережила в Чугуеве.
Мы приехали в Георгиевский день, день памяти Великомученика и Победоносца Георгия, который очень чтят в Чугуеве. Рано утром мы пришли в Покровский Собор. Сейчас-то он стоит отремонтированный, а тогда купол еще торчал полу каркасом, часть стен и потолок были чем-то затянуты. Мы слушали на панихиду по усопшим войнам, вместе с нами стояли офицеры чугуевского гарнизона. Серые армейские шинели, фуражка на локте, жесткие невеселые лица, как это часто бывает у военных. Отец Александр читал имена. – Сергей, Василий, Василий, Иван, Григорий,.. и снова Василий, Митрофан, Иван…
На стене здании, где размещался полк Ингерманландских гусар, открывали мемориальную доску. Начальник гарнизона снял тряпочку, которая занавешивала доску, что-то сказал, неловко, как это всегда говорят военные, а мы с дочкой стояли, постукивая каблучками. Декабрь, но мы думали, что на Украину и зимой можно ехать в туфельках…
Я часто встречаюсь с читателями, каждый раз, конечно, разговор поворачивается по-разному – роман большой, всегда можно найти что-то близкое тем, кто пришел на встречу. Зал военного училища (теперь там музей), был полон: музейные работники, местные любители литературы, много женщин, немолодых и внимательных лиц. Офицеры стояли позади кресел, не оттянув на себя не одного свободного стула. Стояли плотной группой. Почти каре, словно автоматически закрывая собой сидящих.
Я рассказывала об их родном Чугуеве, говорила о бесстыдно забытой Первой мировой войне, о русской катастрофе 1917 года, о том, что вина за все, что случалось с Россией, мерно распределяется среди всех сословий, каждый внес свою лепту, – кроме Армии, которая всегда благородна, кроме военных, которые свой выбор делают один раз и отвечают за него со всей полнотой своей жизни. Я сама дочь военного. Я знаю, как это – видела.
После встречи мы, конечно, посидели. Меня угощали конфетами и яблоками. Мы шутили, рассказывали смешные истории. Даже спели.
– Вы обязательно приезжайте к нам на Георгиевский день, потому что теперь, – говорили они, как положено гусарам, – как мы будем пить шампанское в этот день без вас?
Мы расстались друзьями.
Сегодня офицеры чугуевского гарнизона Украинской армии ведут на востоке Украины антитеррористическую операцию. Старшего сына Артема Левченко мобилизовали несколько месяцев назад. На этой неделе их подразделение отправили в Донбасс. Надо ли рассказывать? – каждый может представить, что говорил отец, как плакала мать… – Я же не могу, – говорил Игорь, – пацанов бросить. Я с ними.
Что там сейчас в Донбассе?
А теперь – вторая история.
Пару лет назад я путешествовала по Новгородской губернии. Надо ли рассказывать, как хороши новгородские храмы, как чуден Кремль…
В маленьком селе недалеко от Великого Новгорода служит отец Николай. Живет он со своей матушкой и двумя приемными детьми при церкви в маленьком бедном домишке. Храм они вычистили, отремонтировали, покрасили своими руками, ну и прихожане, конечно, помогали – кто денежкой, кто трудом. Храмов в новгородской области много, народу мало. Батюшка окормляет, кроме своего родного, еще одну церковь, ездит туда два раза в неделю, и меня туда с собой однажды захватил. Представьте: глухой дремучий бор, среди высоких сосен стоит высокая голубая стасовская церковь, как будто кто-то взял ее за верхушечку и осторожно перенес с Васильевского острова в новгородскую глушь. Запущенная церковь, прихожан – три бабушки. Зато стоит там прекрасная копия Тихвинской Божией Матери.
Батюшка, невзирая на годы, невероятно деятельный: учит детей в школах основам православия (они первыми начали), но больше всего занят он особым делом.
Церковь-то его стоит прямо рядом с Мясным Бором. Это место, где в 1942 году полегли тысячи русских солдат. На берегу озера – чистенькое, аккуратное протестантское кладбище – это немцы своих нашли, похоронили и следят за порядком. А наших – батюшка вместе со своими помощниками разыскивает.
Не похоронено там столько народу, что видно нет покоя этим погибшим солдатам. Множество легенд ходит о том, как открывает хозяйка дверь, а на пороге солдат стоит в форме и хлеба просит. Или водитель-дальнобойщик ночью едет из Новгорода в Петербург, видит, на дороге солдат – как не подвезти, а тот заглядывает в машину: – Вот как вы сейчас живете… – И туман, и не видно ничего.
Отец Николай со своими помощниками ходит по Мясному Бору, разыскивает, что осталось, захоранивает, служит панихиду. Помощники вырубают кресты, под стать соснам и ставят на могилки. Невеселое дело, но нужное.
Батюшка перебирает фотографии. Разбитые каски, сгнившие документы, останки. Огромные, кресты, светящиеся во тьме. И молодые, сильные, как на подбор, деятельные помощники его. Жесткие невеселые лица, как это часто бывает у военных.
Псковские десантники.
Где они сейчас?
Правмир, 30.08.2014
