Хозяин сокровищницы
Всеволод Евгеньевич Багно (р.7.06.1951) — член-корреспондент РАН, ведущий отечественный лингвист (изучает русскую литературу в контексте мировой).
Автор нескольких книг о русской и испанской литературе. Особый интерес для него представляет фигура Дон-Кихота — как ее увидели в русской культуре. В связи с этим Всеволод Евгеньевич придумал новый термин — «русское донкихотство».
Его статьи (количеством около двухсот) изданы в двенадцати странах мира.
Переводчик с испанского, каталонского и французского — переводил Борхеса, Эсприу и Рембо.
Член-корреспондент РАН.
С 2007 года — директор Института русской литературы РАН, более известного как «Пушкинский дом». С ним он связан с 1975 года.
Имя Пушкинского Дома
В Академии наук!
Звук понятный и знакомый,
Не пустой для сердца звук!
(А. А. Блок)
Разрезанный алмаз русской культуры
Эти стихи все должны знать — это последнее стихотворение Александра Блока. Кто не помнит — пусть сам читает. Великого Блока и одно из лучших стихотворений надо знать каждому!
Не нам одним их надо напоминать. Пушкинский дом — замечательное учреждение культуры и одновременно научное учреждение — действительно, слава России. И не только потому, что мы любим Россию или русскую культуру, а потому что ничего подобного нет ни в одной стране.
Создан он был в 1905 году и задумывался как пантеон, средоточие русской культуры. Своими создателями он воспринимался как место, в которое можно придти и поклониться насколько возможно — всей живой русской культуре.
Этого не получилось, потому что как только Пушкинский дом стал набирать силу, он стал дарить себя налево и направо. В Пушкинском доме были замечательные пушкинские материалы, а теперь они находятся в музее-квартире Пушкина: личные вещи поэта.
Я часто привожу такой образ. Предположим, у нас есть один большой алмаз. Если вы разрежете его на сто кусков, они будут весить ровно столько же. Но цена будет совсем другая.
Поэтому Пушкинский дом в том виде, в каком он собран и как он существует сегодня, лучше больше не дробить. Хотя то, что Пушкинский дом создавал и создал всеми любимый музей Пушкина, музей-квартиру Достоевского, или музей-квартиру Блока — на мой взгляд, благо, а не вред для того же Пушкинского дома. Он и дарит, и собирает, и — самое замечательное! – продолжает собирать сейчас.
Два крыла Пушкинского дома
Жизнь Пушкинского дома — это живая и пульсирующая культурная стихия, он не инкубатор, а живой организм. Если вы коллекционируете что бы то ни было — эта коллекция жива, это ваша душа! Вы что-то собираете, душа другого — путешествует, собирает в памяти…
А кто-то собирает, то, что любит, а потом дарит. Оставляет своему же народу, своему городу.
Вот так и создавался Пушкинский дом — сначала как учреждение культуры, потом стал набирать силу как учреждение науки, порождать новые собрания сочинений.
Все академические собрания сочинений (а русская школа академических собраний, может быть, лучшая в мире) создавались в основном в Пушкинском доме, на основе наших же рукописных или музейных коллекций.
В последние годы Пушкинский дом стал восстанавливать в себе другое крыло, если хотите — другое легкое. Два легких, левое и правое, обязательно должны быть, чтобы хорошо дышать, чтобы легче жить и быстрее бегать. Пушкинский дом возрождается как учреждение культуры. Мы живем культурной жизнью и играем в культурной жизни города большую роль чуть больше, хотя еще не так, как нам бы хотелось.
Сокровища дома
Посетитель Пушкинского дома может обратиться к заведующему рукописного отдела и Литературного музея и попросить предоставить ему ту или иную рукопись. Правда, не факт, что ее предоставят — последнее слово остается за отделом.
Сегодня в Пушкинском доме хранятся почти весь рукописи Пушкина, а исключением очень небольшого числа. Музейные экспонаты, напомню, поступили в музей-квартиру Пушкина
Почти вся сохранившаяся библиотека Пушкина – это основа, как бы зерно, из которого создавался Пушкинский дом.
Другие рукописи стали приходить к нам позже, разными путями. Их невероятное количество — около миллиона. Кого-то из писателей почти нет, кого-то очень много: Жуковского, Лермонтова, Гоголя, Достоевского, Толстого, Чехова, Блока…
Наша коллекция Лермонтова — очень большая и невиданной красоты, глубины и силы. Довольно много Гоголя, чуть меньше Тургенева.
Богатейшая коллекция Толстого. Только что отмечали юбилей – сто лет со дня кончины Толстого, и мы специально к этой дате дополнительно к основному толстовскому залу устроили два зала временных выставок из наших запасников.
XVIII век и (чуть меньше) XIX, начало XX и весь «серебряный век» представлены чрезвычайно богато. ХХ век дал значительно меньше и музейных экспонатов, и рукописей, но много и его. Например, вдовой нашего современника, крупного петербургского поэта Виктора Кривулина подарены замечательные рукописи. Есть пишущая машинка Довлатова, немного рукописей Бродского.
Жемчужиной Пушкинского дома являются недавно полученные рабочие тетради Пушкина с его правками.
Его правка есть почти на всех рукописях, на всех автографах. Пятнадцать лет назад вышло факсимильное издание этих тетрадей – высокого качества, хоть и небольшим тиражом. Идея издания принадлежала Дмитрию Сергеевичу Лихачеву, на его обращение откликнулся принц Уэльский, и англичане поддержали финансово издание, которое осуществлялось в Италии. А сейчас в Петербурге издательство «Альфарет» опубликовало эти рукописи за свой счёт, правда, пока тоже очень маленьким тиражом.
Времена меняются — в этом отношении Россия растет и набирает силу и опыт.
Специалисты Дома
В Пушкинском доме работают высококлассные специалисты: филологи, музейные работники. Есть фонограммархив, в котором работают блистательные инженеры-музыковеды. Благодаря коллекциям фольклора народов мира из нашего фонограммархива мы входим в список ЮНЕСКО «Память нации».
Самые ценные и уникальные записи, чудом сохранившиеся и хранящиеся у нас – это старые записи на восковых валиках начала ХХ века исчезающих или даже исчезнувших народов Севера, Сибири, Кавказа и так далее, переданные нам советской властью. У нас было хранилище фольклорных записей, это было всем известно, и мы пользовались авторитетом, поэтому все коллекции, даже не имеющие отношения к русскому фольклору, передавались нам.
До сих пор они хранятся у нас, и мы стараемся их в меру сил изучать и популяризовать. Но для этого нужны договорные отношения, благодаря которым мы могли выбрать специалистов, знающим эти языки и этот фольклор.
Мы и этим занимаемся. Создан Национальный звуковой депозитарий вот редчайших записей старого фольклора. Там работают языковеды (музыковеды?) и инженеры.
Но больше всего крен в сторону академической науки. Он абсолютно оправдан, но надо наращивать и другие подразделения: музей, рукописный отдел и фонограммархив.
Наш древнерусский отдел – один из лучших отделов не только Пушкинского дома. Это слава русской медиевистики, он известен во всем мире. А наш отдел XVIII века славен лучшими в мире специалистами в мире по изучению русской культуры XVIII века.
Разговор о культурном герое
Елена Зелинская. В русском сознании персонажами, кроме героев великих литературных произведений, становятся и сами авторы. Так, например, образ Александра Сергеевича Пушкина — не просто образ успешного и любимого поэта, классика и исторического деятеля. Это значительно больше, чем просто поэт.
Всеволод Багно. Это культурный герой…
Возьмём поэта значительно меньшего масштаба – а в сравнении с Александром Сергеевичем любой будет меньшего масштаба — например, Маяковского. Нам тоже трудно сказать, что это просто поэт или исторический деятель. Это культурный герой, который вошёл в какой-то класс нашей духовной жизни.
Это именно Маяковский. Не всех поэтов этой поры можно поставить рядом с Маяковским, и не из-за масштаба таланта. Велемир Хлебников — не менее изумительный поэт, и во многом, особенно в начале творческого пути, близок Маяковскому. Речь идет о масштабе личности. Говоря о поэтах уровня Пушкина или Маяковского — мы имеем в виду, скорее, масштаб личности.
Позже общественном сознании вокруг личности писателя начинается мифотворчество.
Мне личная жизнь писателя не слишком интересна. Мне за него всегда подсознательно обидно.
У Федора Сологуба и всего русского символизма было в центре такое представление — миф о Дульсинее. И это не имело никакого отношения к Дон Кихоту. Это наше, русское — мы в Испанию не ударялись и из России не уходили. Есть у нас интерес не просто к легенде, но к творимой легенде. Её самой по себе нет — есть факты, которые мы узнаем и из которых творим какую-то легенду, причем каждый свою. А если мы не можем творить, мы следуем той, которой следует большинство.
Больше всего от этого пострадал именно Пушкин.
Недавно я впервые после университета перечитала «Капитанскую дочку». После этого я, тряся в руке электронной книгой, говорила: «Это надо проходить в школе!» Мне отвечали: «Уже проходят, успокойся!». «Не просто проходить, – настаивала я, – каждый класс, ежегодно начинать с «Капитанской дочки»!»
Потому что в «Капитанской дочке» есть всё — с какого конца не зайди.
Большая книга и личная жизнь писателя
Я хочу поговорить о премии «Большая книга».
Говорят, вы выстрелили в Басинского – автора книги «Толстой», получившей эту премию, из ружья? Я читала ее — ужасно скучно.
Нет, я стрелял в воздух и боялся убить птичку.
Да, премию получил Басинский. Я только член правления «Большой книги» – я не был членом жюри, не работал с книгами, не ставил оценки. Это делал совершенно другой коллектив.
На мой взгляд, книга премию заслужила — работа в высшей степени любопытная, писатель в высшей степени симпатичный. Мы все разные, и читатели, и писатели, и в настроении мы можем находиться в разном. Может быть, вам была бы интересна занимательная, беллетризованная биография Толстого.
Занимательная биография Толстого меня как раз не заинтересует. Мне просто в принципе кажется неинтересным конкретный жизненный путь писателя, даже в хорошем изложении уважаемого писателя Басинского.
Я с вами согласен, но это мой личный выбор, и я абсолютно никому не буду его навязывать. Есть много уважаемых и любимых мною людей, которые к этому тянутся. И я должен уважать и их выбор и интерес. Хотя на мой взгляд, есть другое чтение, значительно более полезное и прекрасное.
Нет ничего удивительно в интересе к личной жизни — не нам, журналистам, об этом говорить. Наверное, восемьдесят процентов прессы живёт на этом интересе к личной жизни известных людей. Но Вы-то учёный…
Я учёный. Но премию вручал не я — я только вытащил имя, которое было в конверте, и провозгласил его.
На мой взгляд, это вполне возможный выбор. Говорю абсолютно искренне. Но были несколько писателей, которые, на мой взгляд, точно так же могли стать победителями.
Что читают ученые
К сожалению, мало слежу за современной литературой. Это беда всех академических учёных. К тому же, я сейчас занят ещё и административной работой, так что у меня ещё меньше времени. Поэтому читаю немного, выбираю книги стихийно. Это какая-то нить, по которой я иду: что-то я когда-то давно не успел прочитать и хочу наверстать, что-то давно не перечитывал… Сейчас, например, хочу освежить в памяти «Божественную комедию».
Не читал последних романов Нобелевского лауреата Варгаса Льоса. Вообще, несколько отошёл от латиноамериканской прозы, которой я профессионально занимался: переводил и издавал. Я давно говорил моим друзьям и издателям, что, кроме Кортасара, Борхеса и Маркеса, которые выходили десятки раз и которых в любом случае будут покупать, надо издавать и его. Его книги у нас выходили, но я считал, вполне можно было бы рискнуть и издавать шире. Сейчас, когда он получил Нобелевскую премию, будут издавать активнее. Он, конечно, это заслужил. Но я хотел бы вообще пропагандировать испаноязычную литературу.
Что касается современной русской литературы, то ее я читаю активнее. Прочитал с любопытством многих авторов. Меня поразило, что произведения, попавшие мне в руки, в основном представляли классическую линию русской литературы. Я совершенно этого не ожидал!
Я имею в виду не классический реализм, – упаси, Господь! Но современные авторы применяют не какие-то новые авангардистские или неоавангардистские приёмы. Они мне вполне симпатичны, и я думал, что увижу их у многих писателей и во многих произведениях. А увидел я скорее старую столбовую дорогу — ту, которую я бы назвал столбовой дорогой русской литературы.
Яркий представитель такого направления, например, Валерий Попов. Из тех, кто участвовал в «Большой книге» – Ильичевский, автор превосходного романа «Перс». Наш пушкинодомец – Евгений Водолазкин. Водолазкин — петербуржец, Ильичевский — москвич. Абсолютно различные авторы! Но дорога на то и столбовая — очень широкая, на нее может попасть все, что угодно!
Современная литература – это больная для меня тема. Я хотел бы читать значительно больше, хотел бы разбираться лучше. Мне это интересно, но я никак не могу построить свою жизнь так, чтобы у меня на это оставалось больше времени. Чтобы заниматься современной литературой, чтобы любить ее и получать удовольствие, надо читать не урывками, для галочки — а жить этим. А для этого надо иметь очень серьёзное время.
Разные ценности
Россия — страна иммигрантов, мы все, кроме совсем молодых, выходцы из Советского союза. И мы, советские люди, не понимаем, что ценности общими быть не могут. Они не были общими и в советское время — они навязывались, никто их ценностями не считал. И подите разберите, какие ценности были в реальности. Но в основном, несомненно, они были духовными, интеллектуальными.
Сейчас у нас превалируют ценности потребительского общества. Но слава Богу, и сейчас они остаются разными. Потому что люди — разные.
