ЗЕЛИНСКАЯ: Здравствуйте! У нас в гостях известный петербургский тележурналист Кирилл Набутов. Здравствуйте, Кирилл.
НАБУТОВ: Здраствуйте, Лена! Спасибо, что пригласили.
ЗЕЛИНСКАЯ: Вы знаете, петербургская школа журналистики, конечно, как и все петербургское, самая красивая и самая великая. Кто бы сейчас попробовал с этим, с нами, поспорить?!
НАБУТОВ: Я бы попробовал.
ЗЕЛИНСКАЯ: Ну, сейчас у Вас будет для этого время и возможность. Но что любопытно: востребованы «на федеральном уровне» вовсе немногие. Мы можем посчитать по именам, сколько петербургских журналистов оказалось на федеральных каналах, в федеральных газетах и на крупных радио. Петербургских политиков сейчас много везде, и не всем это нравится, петербургских журналистов меньше. Кирилл, может быть, один из немногих ведущих петербургских телевизионщиков, который востребован на больших, крупных каналах. Ну как так?! Ну что такого в тебе, Кирилл, особенного? Ведь собиралась говорить на «Вы», а тут же перешла на «ты» – не удастся нам скрыть, Кирилл, личного знакомства.
НАБУТОВ: Будем на «ты», ок?
ЗЕЛИНСКАЯ: Договорились.
НАБУТОВ: Насчет востребованности. Что понимать под словом «востребован»?
ЗЕЛИНСКАЯ: Что хочешь – то и понимай!
НАБУТОВ: Нет, ну как?! Когда ты говоришь: «Он востребован», что имеется в виду? Я не служу на центральных телеканалах в Москве, я не получаю там зарплаты. Зовут иногда, покупают нашу продукцию.
ЗЕЛИНСКАЯ: Тем не менее, ты согласился: востребован. Как так сложилось? Что такого в тебе? Чем интересен ты оказался для федеральных….
НАБУТОВ: …не могу сказать. Если говорить о том, чем интересен такой персонаж, как Набутов, надо спросить тех, кто его контрактует, кто его приглашает поработать, или кто покупает его продукцию. То есть надо спрашивать потребителя, а не меня. Я вот какой есть: я что-то умею делать, что-то не умею, что-то хорошо получается, что-то получается плохо или хуже, но делаю что-то, что могу, что мне кажется интересным. Если это покупают, значит, это интересно кому-то на каналах или если просто меня как отдельную рожу присылают, говорят: «Вот, веди передачу»
ЗЕЛИНСКАЯ: С чем это все-таки связано, что из петербургских журналистов, хороших, профессиональных, образованных, не так много оказалось вовлеченных в общероссийский уровень, и ты один из немногих?
НАБУТОВ: А я не люблю слово «много» потому, что оно очень неконкретное: три волоса на голове – это мало, а в супе – это много. Поэтому, когда говорят, что немного журналистов было востребовано на федеральном уровне…. Немного – это сколько? Много – это сколько? То, что звезд мало…. Но звезд не бывает много! Тем не менее, самая главная звезда сегодняшнего российского телевидения из Питера – это Ваня Ургант. Следующие по «главности» звезды… ни одного нет из Москвы, ни одного нет москвича.
ЗЕЛИНСКАЯ: Мне понравилось, как ты аккуратно ввел в наш разговор слово «звезда».
НАБУТОВ: Я сказал о Ване Урганте. Леня Парфенов из Череповца, выпускник, кстати, того же факультета журналистики, что и некоторые известные нам граждане, Ленинградского университета.
ЗЕЛИНСКАЯ: Собственно, все присутствующие на этой передаче.
НАБУТОВ: В том-то и дело. Саша Цекало из Украины, Сергей Светлаков с Урала и так далее, Мартиросян еще откуда-то, – вот все основные звезды. И если посмотреть по каналу «Россия», там тоже: Мария Ситтель, она, кажется, из Пензы и прочие. Россия – большая страна. Кто-то попадает в Москву – там находит свое счастье, успех, карьеру, прорыв, славу и так далее, а кто-то – нет. Причем, мне кажется, что Питер в этом смысле даже немножко сложнее, потому что мы здесь как бы в столице. И все мы, коренные ленинградцы, мы знаем, что Питер – это столица, причем это столица Империи.
ЗЕЛИНСКАЯ: Я согласна со всем, кроме слова «как бы».
НАБУТОВ: «Как бы» – потому что столица всего одна. Поэтому многие питерцы, наверное, удовлетворяются тем, что они в Питере и здесь, в общем, тоже они хорошо себя чувствуют.
ЗЕЛИНСКАЯ: Кирилл, как все-таки сложилось, – давай к истокам – что тебя принесло, занесло в журналистику?
НАБУТОВ: Я помню, когда у меня умер отец (это было 38 лет назад), я учился в школе, в последний класс как раз пошел, и у меня не было уже больших вопросов, кем я хочу стать.
ЗЕЛИНСКАЯ: Отец большое влияние оказал?
НАБУТОВ: Никакого! Никакого влияния, я видел отца, мне хотелось быть чем-то на него похожим…
ЗЕЛИНСКАЯ: Мы должны все-таки пояснить нашей аудитории, что отец Кирилла Набутова – вот тут-то мы употребим это слово – знаменитый петербургский, ленинградский журналист.
НАБУТОВ: Ну, я бы говорил о том, что спортивный комментатор скорее, чем журналист, ну можно и журналист.
ЗЕЛИНСКАЯ: Как ты не любишь слово «журналист», все норовишь от него уйти!
НАБУТОВ: Мне кажется, что сегодня это слово требует большей детализации. Нет, ну журналист, конечно, да, журналист. Он прославился как спортивный комментатор, а не как журналист, в целом. Вот так, как футболист и как комментатор.
ЗЕЛИНСКАЯ: Я часто прохожу по улице мимо мемориальной доски, где написано имя твоего отца, и часто думаю: что ты должен испытывать, когда проходишь мимо этой доски?
НАБУТОВ: Я смотрю на нее. Я много раз ее видел, я принимал участие в ее создании скульптором Львом Сморгоном, помогал, рассказывал какие-то вещи, приносил фотографии. И, должен сказать что, как произведение искусства, отдельное, там такой профиль бронзовый Набутова, оно сделано очень хорошо. Мне очень нравится, как это сделано, и есть сходство, безусловно.
ЗЕЛИНСКАЯ: Хорошо, тем не менее, футболистом ты не стал…
НАБУТОВ: …я стал плохим футболистом.
ЗЕЛИНСКАЯ: Ну, скажем, футболистом-любителем, но зато стал профессионалом-журналистом. Ах, опять я это слово сказала!
НАБУТОВ: Ну, Бог с тобой!
ЗЕЛИНСКАЯ: Так вот здесь что сказалось-то? Если не влияние отца, то что?
НАБУТОВ: Не знаю, я не могу сказать, но, наверное, есть какая-то предрасположенность к занятиям чем-то.
ЗЕЛИНСКАЯ: Когда ты в первый раз захотел? Вот я, например, интерес почувствовала где-то в классе 6-м. Я уже была редактором школьной стенгазеты, и уже меня таскали за косы за карикатуры и эпиграммы.
НАБУТОВ: Меня не таскали за косы, – я должен заметить – но я и не создавал эпиграмм, поскольку я с самого начала знал, что я стихи писать таланта не имею, а плохих стихов писать не хочу. Нет, я участвовал, но так, чтобы это было каким-то делом жизни, писать что-то, не было.
ЗЕЛИНСКАЯ: Но все-таки принял решение и пошел поступать на наш замечательный факультет?
НАБУТОВ: Слово «замечательный» я бы употреблял, так сказать, сдержанно, но пошел поступать на факультет журналистики.
ЗЕЛИНСКАЯ: Ленинградского государственного университета. Ну и?! Начал писать, начал снимать, что?
НАБУТОВ: Я учился довольно странно, поскольку я во время студенческого периода занимался другим видом спорта, мне с футболом стало сложно: у меня травмы были, а я занимался греблей (она позволяет по возрасту попозже). Пока я там не травмировался, я и занимался, и все время ездил на сборы, поэтому моя учеба на факультете журналистики носила характер спорадический. Но тогда такая учеба была, что она от этого не очень страдала, честно говоря. Но потом я закончил учиться, имея инвалидность второй группы за спортивные кое-какие травмы, и пошел работать вот в это здание, меня взяли, вот где мы сейчас сидим. Это 6-ая студия? Значит, по-моему, здесь, как раз в этой студии я в первый раз выходил в эфир в жизни.
ЗЕЛИНСКАЯ: Ну, хорошо. В этой студии. Кирилл, это было время, которое сейчас в истории известно, как период застоя. Мы с тобой приблизительно в одно время стали профессионалами и пережили этот не самый простой период….
НАБУТОВ: …в России простых не бывает, поэтому расстраиваться не стоит особенно.
ЗЕЛИНСКАЯ: журналистика на наших с тобой глазах менялась несколько раз. Первый этап мы пережили советской журналистики, работали, кто в этой студии, кто еще где-то, потом мы пережили период бурного рассвета, период перестройки, когда журналист стал буквально миссией…
НАБУТОВ: …не всякий.
ЗЕЛИНСКАЯ: Не всякий, но тем не менее. Когда одновременно выходили огромными тиражами журналы и газеты, и это было интересно для аудитории. И сейчас мы живем в совсем ином периоде.
НАБУТОВ: А сейчас журналист кем стал?
ЗЕЛИНСКАЯ: Я так думаю, что он стал ремесленником.
НАБУТОВ: А я думаю, что обслугой.
ЗЕЛИНСКАЯ: Вот как?!
НАБУТОВ: Да, также, как и был в 70-е годы. В данном случае разница с 70-ми гг.. в том, что тогда не было выбора, кроме как быть обслугой, то есть об этом даже не задумывались, а сегодня определенный выбор есть, но многие осознанно становятся обслугой.
ЗЕЛИНСКАЯ: Я не соглашусь с тобой…
НАБУТОВ: …я не настаиваю, это мое мнение.
ЗЕЛИНСКАЯ: В 70-е гг.. были люди, которые делали другой выбор. Я, например, не работала в этой студии, как ты говоришь, и мой выбор был другим, я не работала в советской прессе совсем ни дня.
НАБУТОВ: А я говорю про советскую прессу. Вот в этом смысле разница есть. А так, что значит ремесленник? Ремесленники были всегда, и быть ремесленником – это совсем не плохо, а очень даже хорошо потому, что ремесленник – это человек, который владеет ремеслом. Вот и все. Поэтому лучше быть крепким ремесленником, – больше пользы для всех – чем талантливым неумехой. Поэтому ремесленники были в 70-е гг., 80-е гг., 90-е гг., 2000-е гг., есть ремесленники, есть классные ремесленники, которые талантливо делают свое дело.
ЗЕЛИНСКАЯ: раньше журналист был штучный товар, так?
НАБУТОВ: Нет.
ЗЕЛИНСКАЯ: Если был один канал на всю страну…
НАБУТОВ: …так ты говоришь про телевидение?
ЗЕЛИНСКАЯ: …нет, а сколько газет было?
НАБУТОВ: …ну газет море было всегда, конечно.
ЗЕЛИНСКАЯ: Если тогда было море, то сейчас уже 25 океанов. Журналист стал массовым, массовым – это как водитель трамвая.
НАБУТОВ: Тогда было очень много как раз разного рода изданий. Вопрос второй: насколько они были читабельны, насколько их слушали? Но не стоит забывать, что на каждом большом предприятии была своя многотиражная, так называемая, на самом деле она была малотиражная газета. Ну, многотиражка – это такой термин, корпоративная пресса, как мы сегодня говорим, пользуясь западными словами.
ЗЕЛИНСКАЯ: Я работала в газете «За коммунизм!»
НАБУТОВ: их было очень много.
ЗЕЛИНСКАЯ: Ну это же все-таки не было журналистикой.
НАБУТОВ: А что это было?
ЗЕЛИНСКАЯ: Да Бог его знает!
НАБУТОВ: Да то же самое, что и сегодня: взял, написал текст, его напечатали, – вот тебе и журналистика. Просто с появлением технологии, ну, во-первых, изменилась политика, появилось много телеканалов, появилась возможность сделать частные теле-, радиостанции, соответственно их стало больше, стали возникать рабочие места, плюс к этому возникло новое поле под именем «интернет». Была такая старая байка, по-моему, это было на съезде писателей или на заседании какого-то союза писателей сразу после того, как разоблачили Сталина, и друг друга стали обвинять в том что, кто как себя при Сталине вел. А по-разному люди себя при Сталине вели, конечно. И один другому писатель сказал, что «Вы продажный, Вы продавались той власти!» На что тот человек, весьма известный, сказал этому, критикующему: «Молодой человек, а Вас когда-нибудь покупали?» Вот когда покупают – это значит, что все-таки какую-то практическую ценность в тебе видят.
